О надеждах, которые она связывает со своей дочерью: «О, клянусь, я умру, если она попросит у меня пару кроссовок Nike вместо Christian Louboutins. Эрик такой спортивный. И мы думаем, что у нас будет такая же спортивная девочка. Я даже не жду, что мы с ней будем ходить по магазинам».
О том, что она спокойно относится к таблоидам: «Я все еще держусь. Я выросла очень сильной. Знаете, мой отец был подростковым психологом. Я помню, как сидела в его офисе и наблюдала за девочками, которые приходили и уходили. Подростки, которые в 16 лет сидят на кокаине... или героине. Беременные в 14. Я могла увидеть, какой я не хочу быть».
О том, что ее тело подсказывало ей, что она беременна: «Мы собирались устроить гулянку на целый день. Хотели гонять на великах, тусоваться, делать всякие пикантные штучки. Но я начала чувствовать подавляющее чувство вины. Хотя почему я должна была испытывать вину от мысли о коктейлях с друзьями?»